Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что, скажи: к твоему барину
слишком, я думаю,
много ездит графов и князей?
— Zu complicirt, macht zu viel Klopot, [[
Слишком сложно, будет очень
много хлопот. ] — заключил он.
Княгине
слишком страшно было думать, как
много она виновата пред дочерью, и она рассердилась.
Он нахмурился и начал объяснять то, что Сережа уже
много раз слышал и никогда не мог запомнить, потому что
слишком ясно понимал — в роде того, что «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
Погуляйте немножко; только слишком-то уж
много нельзя гулять.
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников!
Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь
слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ — подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что».
— Нет, напротив даже. С ней он всегда был очень терпелив, даже вежлив. Во
многих случаях даже
слишком был снисходителен к ее характеру, целые семь лет… Как-то вдруг потерял терпение.
Неприятно было тупое любопытство баб и девок, в их глазах он видел что-то овечье, животное или сосредоточенность полуумного, который хочет, но не может вспомнить забытое. Тугоухие старики со слезящимися глазами, отупевшие от старости беззубые, сердитые старухи,
слишком независимые, даже дерзкие подростки — все это не возбуждало симпатий к деревне, а
многое казалось созданным беспечностью, ленью.
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно.
Слишком часто и
много крови проливается в нем. “Безумство храбрых”… Попытка выскочить “из царства необходимости в царство свободы”… Что обещает социализм человеку моего типа? То же самое одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства свободы”… Жить для того, чтоб умереть, — это плохо придумано».
— Да. В таких серьезных случаях нужно особенно твердо помнить, что слова имеют коварное свойство искажать мысль. Слово приобретает
слишком самостоятельное значение, — ты, вероятно, заметил, что последнее время весьма
много говорят и пишут о логосе и даже явилась какая-то секта словобожцев. Вообще слово завоевало так
много места, что филология уже как будто не подчиняется логике, а только фонетике… Например: наши декаденты, Бальмонт, Белый…
Самгин молча соглашался с ним, находя, что хвастливому шуму тщеславной Москвы не хватает каких-то важных нот.
Слишком часто и бестолково люди ревели ура,
слишком суетились, и было заметно
много неуместных шуточек, усмешек. Маракуев, зорко подмечая смешное и глупое, говорил об этом Климу с такой радостью, как будто он сам, Маракуев, создал смешное.
Все вокруг него было неряшливо — так же, как сам он, всегда выпачканный птичьим пометом, с пухом в кудлатой голове и на одежде. Ел
много, торопливо, морщился, точно пища была
слишком солона, кисла или горька, хотя глухая Фелициата готовила очень вкусно. Насытясь, Безбедов смотрел в рот Самгина и сообщал какие-то странные новости, — казалось, что он выдумывал их.
Мысли его растекались по двум линиям: думая о женщине, он в то же время пытался дать себе отчет в своем отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима понять, что Кутузов возбуждает в нем чувствования
слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность в неоспоримости исповедуемой истины и еще
многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание своей свободы приятно в нем и даже возбуждает зависть к нему, притом не злую зависть.
Варвара — чужой человек. Она живет своей, должно быть, очень легкой жизнью. Равномерно благодушно высмеивает идеалистов, материалистов. У нее выпрямился рот и окрепли губы, но
слишком ясно, что ей уже за тридцать. Она стала
много и вкусно кушать. Недавно дешево купила на аукционе партию книжной бумаги и хорошо продала ее.
Передаю лишь смысл речей, может быть,
многое и не так припоминаю, но тогда я был в
слишком большом волнении, чтобы запомнить до последней точности.
Резко отмечаю день пятнадцатого ноября — день
слишком для меня памятный по
многим причинам.
— Что это?.. Про какой документ говорите вы? — смутилась Катерина Николаевна, и даже до того, что побледнела, или, может быть, так мне показалось. Я понял, что
слишком уже
много сказал.
Кроме того, есть характеры, так сказать,
слишком уж обшарканные горем, долго всю жизнь терпевшие, претерпевшие чрезвычайно
много и большого горя, и постоянного по мелочам и которых ничем уже не удивишь, никакими внезапными катастрофами и, главное, которые даже перед гробом любимейшего существа не забудут ни единого из столь дорого доставшихся правил искательного обхождения с людьми.
Природа — нежная артистка здесь.
Много любви потратила она на этот, может быть самый роскошный, уголок мира. Местами даже казалось
слишком убрано,
слишком сладко. Мало поэтического беспорядка, нет небрежности в творчестве, не видать минут забвения, усталости в творческой руке, нет отступлений, в которых часто больше красоты, нежели в целом плане создания.
Все занимало их, и в этом любопытстве было
много наивного, детского, хотя японцы и удерживались
слишком обнаруживаться.
Опять пошли мы кочевать, под предводительством индийца или, как называет Фаддеев, цыгана, в белой рубашке, выпущенной на синие панталоны, в соломенной шляпе, босиком, по пустым улицам, стараясь отворачивать от
многих лавочек, откуда уж
слишком пахло китайцами.
На
многих полях видели надгробные памятники, то чересчур простые, то
слишком затейливые.
— Вы, я вижу, сделались воронкой, горлышком, через которое выливаются все жалобы острога, — улыбаясь, сказал адвокат. —
Слишком уж
много, не осилите.
Иногда девушка выражалась
слишком резко о самых близких людях, и Привалов не мог не чувствовать, что она находится под чьим-то исключительным, очень сильным влиянием и
многого не досказывает.
Но успехи эти не
слишком реальны, в них
много призрачного.
С другой стороны, у нас оказалось
много нравственных дефектов, которые уж
слишком бросаются в глаза и болезненно поражают.
Очень характерно, что углубленный, религиозный взгляд на жизнь допускает жертвы и страдания, во
многом слишком трудно видеть искупление и путь к высшей жизни.
Слишком известны костры инквизиции, Варфоломеевская ночь, отрицание свободы совести и мысли и
многое другое.
«Может быть,
слишком уж
много восторга», — мелькнуло в голове Алеши.
Из этих других, старший — есть один из современных молодых людей с блестящим образованием, с умом довольно сильным, уже ни во что, однако, не верующим,
многое,
слишком уже
многое в жизни отвергшим и похерившим, точь-в-точь как и родитель его.
Она задыхалась. Она, может быть, гораздо достойнее, искуснее и натуральнее хотела бы выразить свою мысль, но вышло
слишком поспешно и
слишком обнаженно.
Много было молодой невыдержки,
многое отзывалось лишь вчерашним раздражением, потребностью погордиться, это она почувствовала сама. Лицо ее как-то вдруг омрачилось, выражение глаз стало нехорошо. Алеша тотчас же заметил все это, и в сердце его шевельнулось сострадание. А тут как раз подбавил и брат Иван.
Может быть,
многим из читателей нашей повести покажется этот расчет на подобную помощь и намерение взять свою невесту, так сказать, из рук ее покровителя
слишком уж грубым и небрезгливым со стороны Дмитрия Федоровича.
Гнусный омут, в котором он завяз сам своей волей,
слишком тяготил его, и он, как и очень
многие в таких случаях, всего более верил в перемену места: только бы не эти люди, только бы не эти обстоятельства, только бы улететь из этого проклятого места и — все возродится, пойдет по-новому!
Но ты невинен, и такого креста
слишком для тебя
много.
В молодом сердце, может быть заключавшем в себе
много хорошего, затаился гнев еще
слишком с ранней поры.
Проникнуть в самую глубь тайги удается немногим. Она
слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией.
Много тайн хранит в себе тайга и ревниво оберегает их от человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться, тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли не торопясь и наблюдали птиц.
Саша ее репетитор по занятиям медициною, но еще больше нужна его помощь по приготовлению из тех предметов гимназического курса для экзамена, заниматься которыми ей одной было бы уж
слишком скучно; особенно ужасная вещь — это математика: едва ли не еще скучнее латинский язык; но нельзя, надобно поскучать над ними, впрочем, не очень же
много: для экзамена, заменяющего гимназический аттестат, в медицинской академии требуется очень, очень немного: например, я не поручусь, что Вера Павловна когда-нибудь достигнет такого совершенства в латинском языке, чтобы перевести хотя две строки из Корнелия Непота, но она уже умеет разбирать латинские фразы, попадающиеся в медицинских книгах, потому что это знание, надобное ей, да и очень не мудреное.
— Да, Саша, это так. Мы слабы потому, что считаем себя слабыми. Но мне кажется, что есть еще другая причина. Я хочу говорить о себе и о тебе. Скажи, мой милый: я очень
много переменилась тогда в две недели, которые ты меня не видел? Ты тогда был
слишком взволнован. Тебе могло показаться больше, нежели было, или, в самом деле, перемена была сильна, — как ты теперь вспоминаешь?
Но вот, за год или за полтора перед тем, как дочь его познакомилась с Верой Павловною, явилось
слишком ясное доказательство, что его коммерция мало чем отличалась от откупов по сущности дела, хоть и
много отличалась по его понятию.
— Нет, мой милашка, ты ошибаешься. Я тут
многое не одобряю. Пожалуй, даже все не одобряю, если тебе сказать по правде. Все это
слишком еще мудрено, восторженно; жизнь гораздо проще.
Одушевление Катерины Васильевны продолжалось, не ослабевая, а только переходя в постоянное, уже обычное настроение духа, бодрое и живое, светлое. И, сколько ей казалось, именно это одушевление всего больше привлекало к ней Бьюмонта. А он уж очень
много думал о ней, — это было
слишком видно. Послушав два — три раза ее рассказы о Кирсановых, он в четвертый раз уже сказал...
Было бы
слишком длинно и сухо говорить о других сторонах порядка мастерской так же подробно, как о разделе и употреблении прибыли; о
многом придется вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что мастерская завела свое агентство продажи готовых вещей, работанных во время, не занятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но вошла в сделку с одною из лавок Гостиного двора, завела маленькую лавочку в Толкучем рынке, — две из старух были приказчицами в лавочке.
На улице не
слишком расчувствуешься в разговоре. И притом, такой стук от мостовой: Лопухов
многого не дослышит, на
многое отвечает так, что не расслышишь, а то и вовсе не отвечает.
Христианство
слишком изнежило семейную жизнь, оно предпочло Марию — Марфе, мечтательницу — хозяйке, оно простило согрешившей и протянуло руку раскаявшейся за то, что она
много любила, а в Прудоновой семье именно надобно мало любить.
В них, как всегда бывает в фотографиях, захватилось и осталось
много случайного, неловкие складки, неловкие позы,
слишком выступившие мелочи, рядом с нерукотворенными чертами событий и неподслащенными чертами лиц…
В историческом откровении
много слишком человеческого.
В пансионе Рыхлинского было
много гимназистов, и потому мы все заранее знакомились с этой рукописной литературой. В одном из альбомов я встретил и сразу запомнил безыменное стихотворение, начинавшееся словами: «Выхожу задумчиво из класса». Это было знаменитое добролюбовское «Размышление гимназиста лютеранского вероисповедания и не Киевского округа». По вопросу о том, «был ли Лютер гений или плут», бедняга говорил
слишком вольно, и из «чувства законности» он сам желает, чтобы его высекли.
Следователя сбивало
многое. Во-первых, Ечкин держал себя
слишком уж спокойно и
слишком с достоинством, как настоящий крупный преступник. Ясно было, что все было устроено через Лиодора, который путался в показаниях и завирался на глазах. Но опять странно, что такой умный и дальновидный человек, как Ечкин, доверит исполнение беспутному и спившемуся Лиодору.
Началась и потекла со страшной быстротой густая, пестрая, невыразимо странная жизнь. Она вспоминается мне, как суровая сказка, хорошо рассказанная добрым, но мучительно правдивым гением. Теперь, оживляя прошлое, я сам порою с трудом верю, что всё было именно так, как было, и
многое хочется оспорить, отвергнуть, —
слишком обильна жестокостью темная жизнь «неумного племени».
Наказание розгами от
слишком частого употребления в высшей степени опошлилось на Сахалине, так что уже не вызывает во
многих ни отвращения, ни страха, и говорят, что между арестантами уже немало таких, которые во время экзекуции не чувствуют даже боли.